Люблю я грусть твоих просторов,
Мой милый край, святая Русь.
( Ф. Сологуб).
Удивительно проникновенно изобразил широкие просторы Руси И.И.Левитан в картине «Над вечным покоем»: пологие холмы, тихие реки, бездонное небо со свинцовыми тучами и склонённые кроны одиноких деревьев. Деревянная церковь на высоком прибрежном обрыве с покосившимися от времени кладбищенскими крестами одновременно и проста, и величественна. Она, как кусочек неба на земле, осуществляет связь между дольным и горным мирами. Суетными. Мелочными оказываются наши повседневные заботы, и мы понимаем, что лишь перед лицом вечности человек обретает полноту бытия.
Каждый народ неповторим и уникален. И эта народная индивидуальность накладывает отпечаток на всю культуру. Даже если влияние соседей и культурное заимствование неизбежно, характер народа преображает заимствованные формы в соответствии со своим мироощущением и понятием о красоте.
Как уловить «характер» культуры? Русский философ Николай Бердяев так отвечал на этот вопрос: «Каждый народ индивидуален, тайна же всякой индивидуальности познаётся лишь любовью, и в ней всегда есть что-то непостижимое до конца, до последней глубины». Эти слова выражают главное: чтобы понять Россию, нужно открыть ей своё сердце. Как тут не вспомнить слова Ф. И. Тютчева:
Умом Россию не понять…
В Россию можно только верить.
Не разум, а чувство должно быть главным арбитром в познании русской культуры – именно тогда она откроет своё богатство.
Русскую душу выразили не только древние мастера, большинство которых остались безымянными, но и великие деятели русской культуры последних веков, такие как поэты Ломоносов и Пушкин, композиторы Чайковский и Мусоргский, художники Суриков и Левитан и многие другие. Певец Руси уходящей, Сергей Есенин написал:
Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты – в ризах образа…
Не видать конца и края –
Только синь сосёт глаза.
Широта родных просторов запечатлелась в душе русского человека. Николай Бердяев пишет: «Есть соответствие между необъятностью, безграничностью, бесконечностью русской земли и русской души, между географией физической и географией душевной. В душе русского народа есть такая же необъятность, безграничность, устремлённость в бесконечность, как и в русской равнине… Русский народ… был более народом откровений и вдохновений, он не знал меры и легко впадал в крайности». То он годами и столетиями терпит гнёт властей, то вдруг сметает всё на своём пути в порыве гражданского бунта. Эту русскую противоречивость отражают строки Некрасова:
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Матушка – Русь!
Когда Андрей Рублёв создавал образ Спаса (Иисуса Христа) для иконостаса Звенигородского чина, он непостижимым чутьём гениального художника передал именно русский идеал. В отличие от византийских изображений Христа, которые исполнены суровой серьёзности, даже строгости, Рублёв создаёт образ кроткого и милосердного Бога. Именно русского Бога, каким Его чувствует и любит русский народ. И удивительно созвучным оказывается этот образ описанию русской природы историка В.О. Ключевского: «Всё отличается мягкостью, неуловимостью очертаний, нечувствительностью переходов, скромностью, даже робостью тонов и красок, всё оставляет неопределённое, спокойно-неясное впечатление».
Антон Павлович Чехов, друживший с Исааком Левитаном, придумал слово «левитанистый» и употреблял его очень метко. В одном из писем он писал «Природа здесь гораздо левитанистее, чем у вас». Даже картины самого Левитана, с точки зрения Чехова, различались – одни были левитанистыми, другие менее. Вначале это казалось шуткой, но со временем стало ясно, что в весёлом чеховском слове заключён точный смысл – оно выражало то особое обаяние пейзажа России, которое из всех тогдашних художников передавать на полотне умел только Левитан.
Русский художник Иван Иванович Шишкин считался самым сильным рисовальщиком среди русских пейзажистов. В своих произведениях он показывает себя удивительным знатоком красоты растительного мира России, воспроизводящим его с тонким пониманием, как общего характера, так и мельчайших отличительных черт любой породы. Незабываемое впечатление на зрителей производит «Корабельная роща» - самая крупная по размерам картина Шишкина. Посетивший художника в то время Остроухов писал своей жене: «Он всё ещё очень болен и с трудом держится на ногах. Но, глядя на картину, трудно в это поверить. От холста веет неиссякаемой энергией. Это настоящий символ богатырской русской силы».
В Третьяковской галерее можно увидеть одну из самых больших и серьёзных русских картин – это «Боярыня Морозова» Василия Ивановича Сурикова. Картина рассказывает о событии, которое произошло 300 лет назад. По заснеженным московским улицам едут простые дровни. В дровнях на соломе лежит женщина, закованная в цепи – это Феодосия Прокофьевна Морозова. Московские жители вышли на улицу, чтобы увидеть опальную боярыню. Её увозят в ссылку, она пострадала «за веру». Картина создавалась долго и трудно. Непокорную Морозову царь приказал отправить в ссылку, а перед этим провезти её по Москве, прикованную, как цепную собаку, чтобы посмеялся народ, да и другим неповадно было. Но смеются немногие. Люди с молчаливым сочувствием смотрят на исхудалую, закутанную в чёрный платок женщину, упрямо поднимающую над головой руку со сложенными двумя перстами.