6 февраля стоит вспомнить человека, который не очень знаменит, но в своём роде замечательный – это геолог, библиотекарь, библиограф, литератор и мемуарист Софья Николаевна Мотовилова, которой в этом году исполнилось бы 140 лет. Она была типичным русским интеллигентом формации девятнадцатого века, которых с каждым годом становилось всё меньше и меньше, и скоро они совсем перевелись.

С. Н. Мотовилова родилась в 1881 году в Симбирске, ныне Ульяновск. Отец её Николай Иванович Мотовилов был потомственным дворянином православного исповедания; мать её Алина Антоновна была лютеранского исповедания.

Семья Мотовиловых до революции долгое время жила в Швейцарии. У её родителей было три дочери – Зина, Соня и Вера. Трудно себе представить что-либо более несхожее, чем эти три девочки, дожившая каждая из них по-своему до преклонных лет. Старшая Зина была весёлая, общительная, неунывающая, любимица всех моих друзей. Вера, самая младшая, всю жизнь, прожившая в Швейцарии, никогда нигде не работавшая, была суха, сдержана и больше всего в жизни почитала хорошее воспитание и хорошие манеры. А вот Соня, оставшаяся в девицах до самой своей смерти, была несгибаемым и бесстрашным борцом за правду и справедливость. В самом чистом и идеальном виде, который можно было себе представить. Все три сестры выросли и учились в Швейцарии. Так уж повелось в те времена в определенной среде интеллигенции. В России в те годы в высшие учебные заведения женщины не допускались, вот и росли интеллигентные дети заграницей. Росли, учились, а заодно приобщались и к эмигрантской среде. А среда, разумеется, была левой – социал-демократы, эсеры, анархисты. В результате этого Софья увлеклась леворадикальными течениями общественной мысли. Сначала она училась в Лозанне, потом в Веймаре, затем в Лейпциге на философском факультете, ездила для изучения языков в Англию, Италию, снова возвращалась в Лозанну. Во время учёбы пользовалась крупнейшими библиотеками Европы — Британского музея и галереи Уффици. Владела четырьмя языками, кроме русского и украинского. Дружила с русскими социал-демократами и, находящимися в ссылке и эмиграции, оказывала материальную помощь. Не примыкая к марксизму, отлично знала его основы. В юности встречалась с Львом Толстым, дружила с семьей А. В. Луначарского. Переписывалась с В. И. Бонч-Бруевичем, К. И. Чуковским, другими политическими и культурными деятелями того времени.

В Женеве встречалась с Г. В. Плехановым и слушала его выступления, посещала также выступления Л. Д. Троцкого и Розы Люксембург. В дом Мотовиловых в Лозанне приходил в свой первый приезд за границу В. И. Ленин, которого направил к ним дядя Софьи Николаевны, марксист Р. Э. Классон. Софья Мотовилова присутствовала на II Сионистском конгрессе в Базеле в 1898году и на конгрессе II Интернационала в Париже в 1900 году.

В 1909 году Софья Николаевна окончила физико-математический факультет Высших Бестужевских женских курсов в Петербурге. После окончания курсов была оставлена при кафедре геологии у Левинсона-Лессинга, который впоследствии стал академиком.

В 1915 году Софья окончила библиотечные курсы в Народном университете им. генерала А. Л. Шанявского в Москве Вот как она сама вспоминает о том, как стала библиотекарем. Проживая в 1914-15 годах в Финляндии, она в «Русских ведомостях» прочла объявление о приёме на библиотечные курсы в Москве в этот университет. «В чём заключается библиотечная работа — я тогда себе не представляла. Самой мне пришлось не раз читать в библиотеках. Особенно я любила Ленинскую университетскую библиотеку с её прекрасным мраморным входом: лестница, колонны. Может быть, это был и не мрамор, а какой-то другой розовый холодный камень. Мне библиотека эта казалась храмом науки. Я чувствовала восторг, благоговение, когда входила туда».

«Весной 1915 года я приехала в Москву. Слушатели съехались. Лекции начались. И у слушателей, и у преподавателей был какой-то особый душевный подъём. То ли все эти приехавшие из провинции люди радовались, что попали в Москву, то ли они были горды выполняемой ими миссией - нести знания в широкие народные массы. Курсы были прекрасно организованы. Нам выдавались различные печатные материалы, помогавшие в наших занятиях. Лекции происходили точно в назначенные часы, руководители практических занятий были особенно внимательны. Вообще чувствовалась какая-то не официальность, а налаженность и деловитость… Через год по окончании курсов я стала работать в Самаре. Заведовала там библиотекой».

 Весной 1917 года Любовь Федоровна Хавкина вызвала Мотовилову в Москву и помогла ей поступить инструктором по библиотечному делу в Московское земство, потом она недолго работала вместе с ней в Совете рабочих депутатов, откуда, по просьбе Крупской, перешла в Комиссариат просвещения.

Осенью 1918 года Софья Николаевна переезжает в Киев и до самой смерти там проживёт, занимаясь библиотечной работой. Много лет проработает библиографом в библиотеке Всеукраинской академии наук (ныне Национальная библиотека Украины им. академика В. И. Вернадского), прослужит библиографом в научно-исследовательских и учебных институтах.

Софья Николаевна глубоко прониклась идеями социализма ещё в юности; её, девушку из благополучной семьи, всегда привлекали люди и теории, разрушающие весь пошлый и безнадежно устаревший, по её мнению, мир старой России. «Стоило при мне назвать человека, боровшегося против существующего строя, как я немедленно старалась с ним познакомиться», – вспоминала она о себе восемнадцатилетней. Она была увлечена творчеством и мыслями Толстого и даже сама отважилась на встречу и разговор с ним в Москве в 1899 году, просила его подсказать «как жить». В Англии она посетила друга и последователя Л. Толстого В. Г. Черткова и его толстовскую общину и была ужасно разочарована – всё там было насквозь ненастоящее, показное, противоречащее идее «опрощения». Об этой и других встречах с яркими историческими лицами конца XIX – начала ХХ века С. Мотовилова написала в своих воспоминаниях в 30-годы прошлого столетия. О судьбе её воспоминаний, в основном, и идёт речь в письмах К. Чуковского к ней. Чуковский со свойственной ему добросовестностью и вечным стремлением поддержать талантливого человека долгое время пытался пробить этим воспоминаниям путь к публикации, но, несмотря на все усилия, это ему так и не удалось. С подачи Корнея Ивановича рукопись обошла множество литературных редакций в 1930-х годах, но была опубликована лишь тридцать лет спустя в журнале «Новый мир», 1963, №12. (стр. 75-127) – к тому времени самой Мотовиловой будет уже за восемьдесят.

Не расставаясь со своими социалистическими убеждениями, Мотовилова резко отрицательно относилась к советской действительности. Подтверждение этому – её рассказ «Неотправленное письмо», в котором затрагивается тема голода 30-х годов, который был опубликован в газете «Лiте-ратурна Україна» только в 1993 году. По прямоте характера она то и дело бесстрашно вступала в конфликты, нередко – по тем временам – смертельно опасные, обсуждая и осуждая политику коммунистической партии и правительства.

Всю жизнь она вела обширную переписку с В. Г. Короленко, К. И. Чуковским, В.Я. Брюсовым, В. Д. Бонч-Бруевичем, Л. Б. Хавкиной, С. Н. Сергеевым-Ценским, Д. Д. Бурлюком, Б.Л. Пастернаком и др. До конца своих дней С. Мотовилова находилась в состоянии напряженного интеллектуального и духовного поиска. По причине своей несгибаемой принципиальности и прямолинейности, Софья Николаевна вольно или невольно усложняла себе жизнь. К людям она была требовательна, как и к себе, а потому не один раз разочаровывалась в друзьях, товарищах и даже любимых людях. Судя по ответам К. Чуковского на её письма, она постоянно просила о помощи для литературных и около литературных деятелей.

Борьба с «уклонами» не обошла и книговеденье. Велась она под лозунгом защиты материализма от идеализма, марксизма-ленинизма от буржуазной идеологии. Фактически же она преследовала цель «ликвидировать» крупнейших украинских ученых-библиографов с мировыми именами. Для этого в июне 1930 года в Киеве было созвано Всеукраинское совещание книговедов, на котором читались доклады «Классовая борьба на книговедческом фронте», «В атаку на буржуазное книговедение» и др. Проводилось оно под знаменем «Долой библиографов-энциклопедистов». Абсурдность этого «тезиса», разумеется, не требует доказательств. Софья Николаевна, конечно, не осталась в стороне и бросилась в бой за «Истину». Конечно, всё было запланировано заранее. Организаторы этого аутодафе рассчитывали на быстрый и триумфальный финал, но их затея с треском провалилась. «Если бы вы были немного образованным человеком, вы бы не говорили, что некого бить, что нет врагов, что мы их выдумали. Вы хотите усыпить нашу бдительность, а мы на это не пойдем» — так её обвиняли опричники от науки. Но уровень их знаний, не шёл ни в какое сравнение с глубиной знаний и широтой образованности и научной эрудированности Софьи Николаевны. И устроители потерпели фиаско. Самой яркой частью её выступления была оценка этого позорного, аморального совещания. «Здесь, слушая выступления, я вижу, что нападали на людей, у которых уже снесена голова, которых здесь нет, которые обезоружены». И называя по фамилиям, сидевших в президиуме и «правящих бал», она бросила им в лицо уничтожающее обвинение: «Здесь вы шельмуете своих учителей, об ошибках которых вы десятилетиями молчали, были их почтительными учениками». Каково же было заправилам совещания слушать эти гневные, позорные для них слова сорокасемилетней женщины. Слова, клеймящие их хамелеонство, невежество и лживость. Мало того, продолжая борьбу за жизнь и труд крупных учёных, она едет в Москву хлопотать перед Н. К. Крупской за несправедливо гонимых украинских книговедов. Попытка эта ничего не дала: находившаяся «под присмотром», а фактически, под домашним арестом у ненавидевшего её Сталина, Надежда Константиновна не смогла облегчить участи учёных, которых защищала её бывшая сотрудница по Наркомпросу.

Всю жизнь Софья Николаевна вела дневники (находятся в центральном государственном архиве литературы и искусства), лет с пятнадцати и до последнего своего вздоха. День за днём, красивым мужским почерком, она заполняла страницы толстых тетрадей в чёрных клеёнчатых переплётах. Их было бесчисленное множество. Заносила в них всё, что в этот день происходило. На уроке в лозаннской гимназии, на лекции по геологии в Цюрихе, за вечерним чаем в Лондоне, у Черткова, ближайшего друга Толстого, в кабинете Н. К. Крупской, под началом которой она работала в Наркомпросе, или в другом месте, у Валерия Брюсова, в том же Наркомпросе. Ну, и конечно же, писалось в этих дневниках о всех сменах правительств в Киеве. А за годы революции их сменилось четырнадцать или пятнадцать. Короче, дневникам этим цены нет.

Соня не была антисоветчицей, она честно служила советской власти. Потом, считая, что на волне революции всплыл всякий мусор и что именно эти безграмотные выскочки компрометируют чистую, в принципе, идею. Потом чистота идеи становилось всё хуже и хуже. Чистота идеи несколько померкла, что начались аресты. В Киеве это началось, пожалуй, раньше даже, чем в Москве. Услышав, что посадили такого-то и такого-то, София Николаевна кипела, возмущалась, какое безобразие и беззаконие! Но когда в один прекрасный день исчез директор библиотеки Академии наук, в которой она тогда работала, некто Иванушкин, она не вытерпела, взялась за перо. Всем написала Крупской, Ногину, Бонч-Бруевичу, в ЦК, во всякие там ревизионные и контрольные комиссии. Подумать только, настоящий, идейный, честнейший коммунист Иванушкин арестован! Да это ж вредительство, разберитесь немедленно! Никто ей, конечно, не ответил, но самое поразительное, что её никто и не тронул. А надо бы! «Куда ты не в своё дело лезешь, беспартийная, да еще дворянка, и сестра заграницей, и ты не порвала, переписываешься, и мать у тебя из бывших, вроде, помещиц! А ну, цыц!» Но никто её, почему-то, не одергивал, никуда её не вызывали. Она всё продолжала писать и писать, ждать ответов, опять писать, протестовать, кипеть, возмущаться, что другие молчат. До сих пор непонятно, почему ей так всё сходило. Её мужество и прямота, её негодование в пору всеобщего молчания подтолкнули к тому, что один из её знакомых предложил Софье Николаевне порошок цианистого калия - «Думаю, что он может вам пригодиться». Она отвергла это предложение: для неё, воительницы за справедливость, такой исход был бы изменой долгу!

В своих воспоминаниях Виктор Некрасов, её племянник, не раз задавался вопросом, почему его тётку не трогали. Он объяснял это тем, что соседями по квартире были работники органов. Их детей, а также их самих лечила Зинаида Николаевна, сестра Мотовиловой, и арест её сестры привел бы к тому, что всесильные соседи лишились бы квалифицированного врачебного обслуживания. Другого объяснения не находится.

Умерла София Николаевна 28 февраля 1966 года в Киеве, похоронена на Байковом кладбище, так и не добившись правды. В советской власти она разочаровалась, начисто, считая, что выскочки и невежды погубили советскую власть. Ушла она из жизни, оставив после себя, не только светлую память о себе, но две или три полки дневников, и опубликованные в «Новом мире» воспоминания за 1963 год №12. Называются они «Минувшее» (можно прочесть по ссылке www.nekrassov-viktor.com). Очень высокую оценку дал им Корней Иванович Чуковский, с которым она вела оживленную переписку. Так и написал ей: «Дорогая одногодка Софья Николаевна! Здорово! В Москве только и разговоров, что о Вашем «Минувшем». Я-то знаю все эти шедевры Ваши, с давнего времени, но вот теперь, в печати, да ещё в какой, в «Новом мире» зазвучало по-новому молодо и свежо. Я очень обрадовался этим таким славным очеркам и спешу поздравить Вас с их напечатанием. Ваш Корней Чуковский».

Литературные работы

- Мотовилова С. «Моя встреча с Толстым»;
- Мотовилова С. «Минувшее» (ж-л «Новый мир», 1963, № 12, стр. 75—127);
- Мотовилова С. «Предсмертное письмо» (ж-л «Континент», 1978, № 15, стр. 67—84);
- Мотовилова С. «Тина» (сайт памяти Виктора Некрасова).

Используемые источники

- http://www.nekrassov-viktor.com/Books/Nekrasov-Sof'e-Motovilovoy-100.aspx
- http://www.famhist.ru/famhist/klasson/003203d9.htm
- http://ua.judaicacenter.kiev.ua/wp-content/uploads/2012/07/Pisma.pdf
- http://nekrassov-viktor.com/AboutOfVPN/Nekrasov-Roxlin-Ananiy-Lydi-bolshoy-dushi.aspx